Курьезы

• Вспоминает академик В.И.Векслер (о С.И.Вавилове): «Во время Первой мировой войны Сергей Иванович был в армии, и по долгу службы ему пришлось принимать имущество полевой радиостанции тогдашнего примитивного типа. В описи, выполненной очень аккуратно каким-то писарем и содержавшей перечень оборудования, за номером таким-то каллиграфическим почерком значилась следующая формулировка: “непонятное в баночке”. Естественно, что это возбудило любопытство Сергея Ивановича, и он установил, что такое “оригинальное определение” писарь дал когереру, хорошо известному всем физикам. Это определение – “непонятное в баночке” – стало очень популярным среди физиков и, по существу, превратилось в имя нарицательное»
  [1, с. 190, 191].
• В одном из физических НИИ докладчик провозглашает с трибуны: «Сделав правильные выводы из наших ошибок и суровой критики руководства, мы перестроились и переориентировались в нашей работе на 360 градусов!»
  Голос С.И.Вавилова из президиума:
  – Ого!
  [1, с. 145].
• Как известно, явление сверхтекучести жидкого гелия было в предвоенные годы экспериментально исследовано П.Л.Капицей и теоретически объяснено Л.Д.Ландау. Менее известно, что в конце 40-х гг. идею Ландау о том, что при температуре, меньшей 2,17 К, жидкий гелий состоит из двух компонент, нормальной и сверхтекучей, с помощью ряда изящных опытов подтвердил Э.Л.Андроникашвили, впоследствии академик АН Грузинской ССР, родной брат литературоведа И.Л.Андроникова. В конце 50-х гг., посещая знаменитую Лейденскую лабораторию, основанную еще в начале века Г.Камерлинг-Оннесом, где и начались исследования свойств жидкого гелия, Андроникашвили познакомился с лауреатом Нобелевской премии по физике Р.Фейнманом и однажды спросил его:
  «– Скажите, Фейнман, когда вы начали заниматься гелием?
  – Ха! – ответил тот. – С того дня, как прочитал вашу работу «Два вида движения в гелии-II».
  – Бросьте шутить!
  – Я не шучу. Мне сказали, что какой-то Андроникашвили написал работу о том, что гелий-II может стоять и двигаться одновременно. «Чепуха, – подумал я. – Это какой-то сумасшедший». Потом я услышал об этой работе второй раз. Дай, думаю, посмотрю, кого благодарит этот Андроникашвили. Оказывается, благодарит Капицу и Ландау. Тогда я решил, что в одном институте не может быть сразу трех сумасшедших и постарался понять, в чем тут дело. А потом заинтересовался этой проблемой и стал работать сам» [2, с. 239].
• Еще из воспоминаний Э.Л.Андроникашвили. Известный физик-теоретик А.Б.Мигдал был мастером розыгрышей. Однажды, проходя мимо книжного магазина, Мигдал увидел книгу, на которой фамилия автора была сдвинута вправо относительно середины. Он мгновенно оценил возможность вписать свою фамилию перед фамилией автора, купил пару десятков этой плохо распродававшейся книги и попросил знакомого инженера написать «А.Мигдал и» тем же шрифтом, что и фамилия автора. Вскоре ряд ведущих физиков с удивлением получил от Мигдала подарок – книгу А.Мигдала и В.Черномордика. «Воспитание пресмыкающихся в условиях неволи». Игорь Васильевич Курчатов получил эту книгу с трогательной надписью от автора: «Вот что вынуждены публиковать научные работники, когда им не разрешают печатать статьи по физике». Это был, конечно, намек. [Имелась в виду полная закрытость результатов работ И.В.Курчатова и его коллег для широкой научной общественности в первые послевоенные годы. – Н.Б.] [2, с. 106, 107].
• «Дела-то какие, Сергей Андреич. Уж они пролетарскую физику выдумали и под этим соусом Ньютона прорабатывают. Галилея на прошлой неделе так разносили, что и на суде ватиканском так его, поди, не чистили!»
  Попытки «идеологизации» физики в СССР в 30-е гг. (да и в последующие), о которых пишет Л.Леонов в романе «Скутаревский», носили разные формы. Находились люди, в том числе и физики-профессионалы, отвергавшие как идеалистические теорию относительности и квантовую механику, а также пытавшиеся доказать существование максвелловского эфира – материальной среды, переносящей электромагнитные взаимодействия. Одна из дискуссий на эту тему разгорелась на сессии Академии наук СССР в 1936 г., когда сторонники механистической теории электромагнетизма отстаивали свою точку зрения, апеллируя к положениям диалектического материализма. На этой сессии выступил И.Е.Тамм. Как пишет в своих воспоминаниях академик РАН
  Е.Л.Фейнберг, «разъясняя неприменимость некоторых механических понятий к электромагнетизму, в частности, в связи с настойчиво повторявшимся вопросом его оппонентов: какое вещество передвигается в пространстве между двумя электрическими зарядами, когда один из них смещается, – Игорь Евгеньевич сказал:
  – Существуют вопросы, для которых нет осмысленного ответа, например, вопрос: какого цвета меридиан, проходящий через Пулково, – красного или зеленого?
  И вот академик В.Ф.Микевич (видный ученый-электротехник. – Н.Б.) громко произносит:
  – Профессор Тамм не знает, какого цвета меридиан, на котором он стоит, а я знаю – я стою на красном меридиане.
  Игорь Евгеньевич лишь удивленно посмотрел на оратора, пожал плечами и не стал продолжать спор» [3, с. 317, 318].
• Летом 1959 г. в Киеве проходила Международная конференция по физике частиц высоких энергий. Вспоминает писатель Д.С.Данин.
  «Как-то за ужином в ресторане гостиницы “Украина”, где жили делегаты, я очутился по соседству с Игорем Евгеньевичем. В ожидании кофе обладатели высоких академических званий перебрасывались каверзными вопросами с шутливыми ответами. Тамм написал на бумажной салфетке цифры от 1 до 9, пропустив пятерку, и радостно спросил, что это значит. Два-три голоса дружно воскликнули: “Аппетита нет!”
  Он засмеялся:
  – Да-да, совершенно верно: “а пяти-то нет!” – я знал, что это все знают, но вот есть другая задача, которая под силу только серьезным математикам... – и он старательно начертал прямыми палочками два ряда чисел:
  
   – Раскрыв закон этой последовательности, надо написать ближайшее следующее число, так сказать, седьмой член ряда. Пожалуйста, кто начнет?
  Он пустил салфетку по кругу. Игорь Евгеньевич, обходя столик, все радостнее отвергал любые варианты: “Нет-нет; тоже нет”; любопытно, но не так!” А.И.Алиханьян или А.Б.Мигдал сказали, что это отличный случай разыграть Ландау, сидевшего за другим столом. Его окликнули. Он с готовностью подошел, изогнулся над салфеткой и без промедления бросил: “Ближайшее число не может быть 111, иначе не было бы смешно!”
  – Дау, конечно, прав, но это увиливание от решения, – просто молодея от удовольствия, парировал Тамм. – А между тем нам задавали эту задачку еще в первом классе церковно-приходской школы. Дело в том, что мы умели тогда выводить лишь палочки. И потому легко видеть, что следующее число – 41...
  И начертав большими палочками 4 и 1, он снова пустил салфетку по кругу» [3, с. 174].

Литература

1. Вавилов С.И. Очерки и воспоминания. – М.: Наука, 1981.
2. Андроникашвили Э.Л. Воспоминания о жидком гелии. – Тбилиси: Ганатлеба.
3. Воспоминания о И.Е.Тамме. – М.: ИздАТ, 1995.

Собрал Н.Н.БАРАБАНОВ,
ОНМЦ ЦОУ МКО, школа № 175, г. Москва

.